Гоголя жалко...

«Пожалуйста, досидите до конца», - с таким приветствием обратился к псковичам руководитель Камерного театра Малыщицкого, трехкратный номинант «Золотой маски», петербургский режиссер Петр Шерешевский, представивший вчера на сцене Псковского драматического премьерный спектакль сезона - «Ревизор». Оказалось, что в памяти режиссера  живо воспоминание о том, как псковские зрители массово покидали его постановку «Дней Турбиных», представленную в феврале 2016 года на XXIII Пушкинском театральном фестивале.

Просьбу Петра Шерешевского горожане выполнили, но, наверное, не из вежливости. Просто зрители ждали. Развязки, суда, немой сцены, катарсиса - как ни назови, смысл один. Что самое интересное, катарсис пришел, но Гоголь был там был совершенно ни при чем...

***

Тональность постановке задал рассказ о премьерном показе гоголевской комедии в 1836 г. в Александринском театре Петербурга. Известно, что на спектакле присутствовал император Николай Павлович, который во время представления хлопал и много смеялся, а выходя из ложи, сказал: «Ну, пьеска! Всем досталось, а мне – более всех!» На вчерашней премьере высокопоставленных чиновников, работающих в Псковской «губернии», замечено не было - так что «досталось» безадресно, условно, зато зримо и всерьез.

На сцене крутилось такое количество 5-тысячных купюр, что глазам становилось больно, на актеров развешивалось такое количество вермишели, что хотелось в трактир, в воздухе плыла такая музЫка, что рождалось ощущение: ты стоишь на берегу Великой у шалмана (зачеркнуто) рестоклуба и ждешь кабриолет, чтоб умчаться к цыганам. Странно, что так и не вывели борзых щенков - настолько все подавалось утрированно и нарочито.

Очевидное подчеркивалось укрупненными кадрами, которые ин-кватро демонстрировались на экране. Дублировать, повторять, бить в одну и ту же точку, «разжевывать» - а то вдруг кто не понял или не заметил, что все персонажи - взяточники, глупцы и пошляки? 

Для пущего сходства и параллелизма современного лоска «напустили» в художественное пространство и время пьесы. Хлестаков написал не только «Женитьбу Фигаро», но и «50 оттенков серого», унтер-офицерская вдова Иванова ведет актуальное остро-социальное ТВ-шоу «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива», дочь городничего немного «не в себе» потому, что употребляет легкие наркотики, пока ее отец распевает патриотические песни «Любэ», а Хлестаков рассказывает свою историю не в письме другу, а в видеоблоге.

«О, что-то знакомое!» - должен, видимо, оживиться зритель передовых взглядов и поставить лайк с перепостом. А уж сцены раздевания Хлестакова догола (спасибо  Камилю Хардину за прекрасную физическую форму - иначе это было бы невыносимо вдвойне), вероятно, достойны добавления в «Избранные видео». Под железным натиском нового времени прогибается и классический текст Гоголя, который обещали «не трогать»: возникает некая смесь старорусского с новороссийским, разбавленным английским.

Все эти откровения - их еще принято называть «творческими находками», приводят как минимум в недоумение. Вот говорят, художника может обидеть каждый. А зрителя? С ним вообще можно делать что угодно? Можно показывать ему постельную сцену и - в параллель - мечущегося по сцене городничего, всем своим видом подразумевающего «Я вас всех ...» (дальше, извините, нецензурщина)? Можно визуализировать штампы и в букальном смысле развешивать лапшу на уши героям-чиновникам или показывать Хлестакова смывающим свои «грешки» под душем? Можно разыгрывать свадебные конкурсы «Попади в бутылочку», любимые местными тамадами? К чему все это? К тому, чтобы понять то, что понятно?

Евгений Терских был безусловно хорош в роли городничего

Кордебалет, несущийся в никуда, завершила, как и положено, «немая сцена». Зрителя подготавливали к ней долго и усиленно. Пустили на сцену свадебный дискач под современную нетленку «На лабутенах», затем замедлили ее до неузнаваемости, городничий посетовал на «свиные рыла» окружающих, выходим вновь «на лабутенах» - и вверх по лестнице, ведущей вниз: «Молитва» Окуджавы. Это был, пожалуй, самый прекрасный момент постановки: песня лилась из динамиков на зрителя как манна небесная (наконец-то не вермишель!), все 4 куплета, в отличном звуке. При этом периодически (для закрепления) камеры операторов выхватывали соответствующие строчкам кадры, демонстрирующие «трусливых» и «рвущихся к власти».

Постепенно каждый из четырех видеоэкранов переключается в режим «белого шума» - и все, дорогие телезрители, до новых встреч, пора спать, профилактика оборудования. А лучше - освобождение от медийного хаоса, в который вы попадаете на два часа.  

Зал разорвался криками «Браво!», восторженные зрители приветствовали окончание пьесы ритуальным вставанием.

***

Пьеса Гоголя и сейчас не жалеет никого. Но если из-под пера классика она выходила, скорее, с грифом «совершенно секретно», то сценическая версия Петра Шерешевского обзавелась знаком «18+». Школьная программа для взрослых при этом сохранила все плюсы сценической версии для студиозусов: морализаторство, заигрывание с современностью и очевидность приемов, «раскрывающих мысль автора».

Что ж, птичку... жалко. Гоголя... жалко.

Елена Никитина